Автор Николаева Н. П.
Иногда бывает непонятно почему и как мы начинаем заниматься тем, что вроде бы никак не нужно нам сейчас, а потом оказывается, что очень даже нужно и не только нам, а скорее другим людям.В Древнем Египте было самое страшное наказание- лишение человека имени и человек был жив столько ,сколько помнят его имя другие люди.
Благородная задача помочь другим людям жить долго и помнить их имена. Разными путями и дорогами я пришла к тому, что стала заниматься поисками, связанными с лагерем в Песчаной.
Во первых – Песчаная это место, где долгое время жили мои родные- семья Роговых и так получилось, что история поселка, история лагеря и история жизни моих родных тесно связаны между собой. Кроме того не только родных с моей стороны, но и со стороны мужа – в лагере сидела его бабушка Николаева В.В.
Во вторых – ко мне стала поступать информация и просьбы что то узнать о этом лагере и притом с разных сторон. Интерес исследователя ведет меня по этому пути и появились только первые догадки и находки и я думаю, что их будет еще немало. Но на данном этапе появилась необходимость подвести промежуточный итог в виде этой статьи.
На сегодняшний день нет никаких документальных подтверждений о существовании данного лагеря. Мы опираемся только на воспоминания людей и предположения исследователей. Наиболее достоверные сведения те, что подтверждены рассказами нескольких людей. Все остальные сведения и догадки подлежат сомнению и требуют своего подтверждения.
Все сведения в разделе “История и этапы исследования” получены мной из первых рук от людей с которыми я разговаривала и переписывалась. Так же появилась необходимость обобщить и структуpировать информацию полученную из других источников. В библиографии я указала все известные на данный момент источники сведений о лагере.
Что было известно о лагере на момент начала моего исследования
Урочище Песчаное расположено в 20 км севернее п. Хужир и известно живописными песчаными дюнами, холмами и грядами, которые занимают площадь около 3 кв. км. В 1950 г. на берегу построили рыбацкий поселок из 20 домов, но к 1970 г. его почти засыпало песком, и жители вынуждены были покинуть его.
Из книги Сергея Волкова «Легенды и предания острова Oльxoн»
…В конце 1930-х гг. в местности Песчаная была создана исправительно-трудовая колония для осужденных за мелкое хулиганство и воровство. Лагерь входил в систему ГУЛАГа, бараки были ограждены колючей проволокой.
В лагере не было политических ссыльных; все заключенные трудились на рыболовецких судах, поставляя улов для нужд фронта.
В годы войны заключенные ловили рыбу, работали на рыбозаводе и поставляли омуль для фронта. В1945 г. ими было добыто 1854 т рыбы. Кроме рыбалки, как вспоминают старожилы, силами заключенных осуществлялась чистка дна Бaйкaла от плавников и камней. Рыбалка осуществлялась неводом, поэтому рыболовные токи от Хала до Красного Яра регулярно очищались.
В лагере работала старая пилорама, лес для которой заготавливали у подножия горы Жимы. Старые лесные дороги, проложенные заключенными используются до сих пор.
Среди заключенных были люди со всей страны разных национальностей, но политзаключенных среди них не было.
Местные жители вспоминают, что среди них находились осужденные из Москвы – за опоздание на работу на 5–10 минут,
за кражу у государства омулей на рыбозаводе – местные жители Хужира. За кражу двух омулей давали два года, за кражу одного омуля – один год. Средние сроки лишения свободы составляли от трёх до четырёх лет.
Спецпереселенцы, по воспоминаниям oльxoнских жителей, жили свободно, заключенные под охраной – за колючей проволокой в бараках…
Остатки дороги сохранившейся на Oльxoне.
В лесу от парома до Песчаной была проложена дорога, по которой гнали заключенных в лагерь минуя населенные пункты. Местные жители её называют «Колонской». Она существует до сих пор. Затем, после 1951 г., лагерь закрыли и заключенных перевели в Слюдянку. В год закрытия колонии заключенных отсюда увезли, цех в Песчанке остался на балансе Маломорского рыбозавода в Хужире, а затем закрылся.
В 1950 году “каторжан” вывезли, а на этом месте стали строить рыбозавод, заодно и поселок для рыбаков. Песок сильно досаждал людям, дорогу в урочище постоянно засыпало, и временами она становилась непроходимой. И тогда кто-то из пришлых предложил построить деревянную дорогу. Руководство идею одобрило, и вскоре таковая появилась. До сих пор в отдельных местах сохранились остатки полуистлевшего настила.
В конце 40-х г. на остров привезли много пленных эстонцев, литовцев, латышей, украинцев, немцев. За счет них население острова возросло и составляло к середине века около 3 тысяч человек. Приезжие обосновывались в Хужире и жили здесь до тех пор, пока благодаря амнистии или реабилитации не получали возможность уехать.
Когда в середине пятидесятых объявили амнистию, большинство заключенных разъехалось по домам. Лагерь был ликвидирован, один из заключенных Михаил Озарко остался. Некуда ему было ехать. Михаил женился на девушке, сосланной на Oльxoн с Западной Украины. Жилье искать не стали — устроились в одном из домов, где раньше жила охрана лагеря. Работали, как и раньше, на рыбзаводе. Жена умерла, дети выросли и уехали на Запад.
Памятью обладал ясной до самой смерти. Семья у него в Барановичах была большая. Жили сытно: лошадей для польской кавалерии разводили. В 39-м красные войска освободили от польских панов Западную Белоруссию, а всю семью Озарко отправили в Архангельскую область на лесоповал. Через два года в живых остался один он. А тут и война подоспела. В 42-м Сталин решил создать польскую армию. Вот и стали собирать в нее ссыльных поляков. Только многие из них под красные знамена вступать не захотели — сбежали вместе со сформированной дивизией в Иран, сражались в Африке с англичанами против солдат Роммеля. А как вернулся Озарко после победы в Барановичи — попал в товарный вагон с решетками на окнах. А потом и на Oльxoн.
Озарко остался один. Переселился в каморку в лагерном бараке, завел скотину, птицу. Стал копить деньги. Не пил, как большинство островитян, не курил. А затем вдруг выяснил, что на все свои сбережения может купить лишь ящик водки…Деда Озарко хватил инфаркт, и вскоре он умер.
Сохранившееся строение гулага. Урочище Песчаное. Рисунок из книги Сергея Волкова “Легенды и предания острова Oльxoн”
Как правило, труд заключенных ориентировался на освоение ресурсов территории. Таким ресурсом на Oльxoне традиционно считался вылов рыбы. Сам труд называли каторжным, его особенности — ловля рыбы в любую погоду и обработка ее голыми руками по пояс в воде, ночевка в продуваемых насквозь бараках, скудная еда. Такие условия работы и жизни на рыбном промысле, скорее всего, немногим отличались от содержания советских заключенных в исправительно-трудовых лагерях. Сегодня это можно представить лишь по воспоминаниям старейших жителей острова.
Один из старожилов Хужира — Геннадий Петрович Шевелев рассказывает, что при Сталине на острове в урочище Песчаная и Семисоснах были созданы специальные трудовые лагеря, призванные использовать труд “врагов народа”. Основным видом занятий для заключенных являлся также вылов рыбы.
Воспоминания о лагере (из архива Хужирского музея)
В середине 30-х годов в поселке Песчаная на Oльxoне начала свое существование исправительно- трудовая колония, в которой отбывали за опоздание на 5-10 мин ,за кражу, за хулиганство.
Количество заключенных в разные годы варьировалось от 1200 до 150-200 человек. Политических заключенных не было, самый большой срок был 8 лет, а в среднем 3-4 года. За кражу одного омуля давали 1 год, 5-ти килограмм картофеля 5 лет. Именно по таким делам сидело много петровских и еланцинских жителей. Одной 76-летней старушке дали 5 лет за кражу 5-ти килограмм картофеля, но она умерла в колонии в Песчаной через 2 дня как поступила.
Колония была обнесена колючей проволокой, высота деревянного забора была 2 метра, по периметру были вышки. Для охраны содержали 4-5 овчарок. Был и собаковод. Режим в колонии был обычный: подъем, завтрак, работа до 5 часов. После работы отдыхали. Заключенные были в основном заняты на рыбалке и бригадиру выдавался на них пропуск на 12 дней(для перемещения за пределы лагеря).
Работали в бондарке ,прачечной, на смолокурке. На смолокурку отправляли тоже только по пропуску. В колонии содержали собственный скот. Было 23 коровы ,4 рыбацких и 4 проездных лошади. Рыболовецких бригад было восемь. В Ташкае находилась перевалочная база колонии, склады. Ледокол “Ангара” привозил в Ташкай грузы и отсюда забирал рыбу.
Отбывали: Алифренко- после освобождения работал бригадиром на рыбалке, Беликов Петр -проработал на Маломорском рыбозаводе всю жизнь, Марков Алексей Федорович, Копылов Сергей, Пантелеев и многие другие.
Из числа конвоиров и надзирателей можно назвать Копейкина Трофима Иннокентьевича ,Карачёва Алексея Лаврентьевича, Брянского Александра, Березовского Леонида Ивановича.
Начальство колонии находилось здесь же ,было от МВД. Начальниками колонии были в разное время Белоносов, Ковалев. Конвоиры являлись служащими Красной армии ,а после войны вольнонаемными. Между начальством и заключенными отношения были нормальными. Заключенные жили в бараках. Было 5 мужских и 3 женских барака.
Спали на железных койках ,постельное белье всегда было чистым. Клопы и тараканы не водились. Кормили заключенных неплохо ,одевали тоже. Деньги за работу выдавали только после освобождения. Случаев женитьбы в зоне не было. Если рождался ребенок, то мать с ребенком сразу отправляли из колонии. Вечером сидели у костров, потом стало ламповое освещение, а потом электричество. Была баня в которой мылись и стирали белье. Для стирки выдавали все необходимое. Была столовая и медпункт в котором с 1947г. работал Кисеев Василий Савельевич. Два раза в неделю показывали кино. В зоне была своя художественная самодеятельность.
В 1952 году колония была закрыта и всех заключенных и охрану перевели в Слюдянку.
(Записала Литвинова К.Н. со слов Каморниковой К. Брянского А. Карачева И. Березовской Ксении.)
Воспоминания Березовской Тамары Леонтьевны(Из исследовательской работы учеников Хужирской средней школы.)
Родители переехали в 1947 году из Ташкая в Песчанку. Отец Леонтий Иванович работал охранником ,а мама Ксения Ивановна была поваром в столовой кормила «бойцов»- так называли охранников.
Я пошла в школу в первый класс. Учительницей работала Анна Банаевна, фамилию не помню. Школа была начальной, детей было человек 15, на 1-4 классы одна учительница. Со мной вместе учились Алифренко Витя, Валентина, Карачевы Полина, Надежда, Березовская Тамара, моя однофамилица, Белоносов Валера, сын начальника колонии и др.
В зоне были баня, библиотека, магазин, пекарня. Заключенные сами пекли хлеб. Заключенные жили в бараках. Было 5-8 мужских и 3 женских барака. Количество заключенных в разные годы было от 150 до 200 человек. Здесь работал единственный грузовик на острове, который работал на дровах. В Ташкае находилась перевалочная база колонии. Я была отличницей и заключенные делали шкатулки, рамочки для грамот и украшали их соломкой.
Помню, что в 1947 году врачом работал Кисеев Василий Савельевич, который жил у нас на квартире, так как был расконвоированый. Василий Савельевич получил срок 6 лет только за то, что рассказал анекдот про Сталина. Он был очень хорошим врачом. После освобождения окончил медицинский институт, стал психотерапевтом, работал в Качуге главным врачом ,затем в Ангарске. А сейчас он на пенсии и живет вместе с семьей на Украине, так как родился и получил свой срок в Феодосии.
В колонии отбывали наказание Марков Алексей Федорович, Беликов Валентин Петрович, Копылов Сергей которые остались на Oльxoне и прожили всю жизнь.
Из конвоиров и надзирателей можно назвать Копейкина Трофима Иннокентьевича, Карачёва Алексея Лаврентьевича, Брянского Александра Антоновича и др.
Писарем в колонии был Багинов Матвей Варнакович, грамотный был человек.
В 1950 – 1952 году колонию закрыли и мы переехали в Хужир.
Воспоминания Карнапольцевой Екатерины (выдержки из газеты «Московский комсомолец»)
Деревня Песчанка, где долгое время располагался ГУЛАГ, давно бы исчезла с карты острова Oльxoн, что посередине Бaйкaла, если бы не задержалась в песках одна-единственная ее жительница. Восьмидесятилетняя баба Катя, расчищая от песка дом, подпирая деревянными бордюрами огород, отказывается уезжать из разрушенного поселка.
В пески, на Oльxoн, приехала Катерина с мужем Афанасием на рыбалку в голодные годы, да так и осталась. В середине 30-х годов на острове организовали колонию: сами же зэки и сколотили вышки и бараки, обнесли территорию колючей проволокой.
— Заключенные, стоя по нескольку часов в холодной воде, неводом и сетями ловили омуля, на льду тут же его сырым и ели, снегом заедали. Это не возбранялось — попробуй уследи, — вспоминает Екатерина Ивановна, потирая поблекшую на руке татуировку. — Но за одну-единственную рыбешку, принесенную в барак, сажали в карцер. Когда налетал ураганный ветер — “сарма” — бригадные радовались, начинался шторм, для заключенных эти дни были выходными.
В 52-м году колонию закрыли. Политических и уголовников вывезли на “большую землю” — в Слюдянку, а в Песчанку привезли ссыльных переселенцев. Много среди них было литовцев. Особо выделялись ксендзы из духовной семинарии. Эти ссыльные и построили в Песчанке добротный причал, рыбоприемный пункт и консервный цех. Стали выпускать шпроты из бычков, омуля в желе, хариуса в собственном соку… Только местные тех деликатесов не видели. Все на баржах уплывало в Иpкyтcк, а дальше в Москву.
Вместе с ссыльными рыбаками на 26-метровом баркасе “тянула лямку” и Катерина. После десятичасового рабочего дня, после холода, дождей, с наболевшей спиной, отведав вечной рыбной похлебки, сидела с “врагами народа” у костра. И не было конца историям, что привели горемычных в ГУЛАГ, а потом и на поселение.
— Много среди невольных рыбаков было тех, кто в плену побывал. Кто застрял на соловьевской переправе, в керченских каменоломнях, в харьковском “мешке”, в вяземской мясорубке с одной берданкой на пятерых. А еще помню, лагерники старуху одну все вспоминали, исхудалую и больную. Срок ей был за унесенные с колхозного поля две картофелины — пять лет, а жить оставалось гораздо меньше… Через три дня в колонии и померла. Свезли ее на гору, — показывает Екатерина Ивановна на сопку в лесу. — Время ныне и холм выровняло, и крест погнуло.
— Жизнь в Песчанке замерла, когда сгорел рыбный завод. Отчего вспыхнуло перегретое масло — так и не дознались. Только от цехов ничего не осталось. Мастеру, что залил масло водой, — дали новый срок. С амнистией стали уезжать из деревни поселенцы. Добротные дома разбирали на бревна, перевозили в большой жилой поселок — Хужир, да там и продавали за небольшие деньги.
Цех, закрытый в шестидесятые годы, остался на балансе рыбозавода. Бабе Кате поручили его охранять от лихих людей — чтобы не сожгли, не разграбили. Только бaйкaльский ветер да песок оставили от некогда крепких домов одни руины. Среди обвалившихся бревен с коваными гвоздями сохранились огромные бочки для засолки рыбы, да по углам — черные груды окаменевшей соли.
— Так и жили вдвоем с Владимиром Озарко на разных концах бывшего ГУЛАГа. Старик обитал в каморке вместе с курами. Яйца носил в Хужир, за много километров, сдавал в сельпо, а деньги складывал на сберкнижку. Еще у него было несколько коров. Таскал в придачу в поселок он и мясо, и молоко. Пальцы у него от хватки сетей перестали разгибаться, терпел, работал. Все лето сено косил, здоровья ему было не занимать. Деньги копил — хотел дом купить у себя на родине — в Барановичах. А потом грянул дефолт. Старик узнал, что на все свои сбережения он может купить лишь ящик водки… Случился с горя у Озарко один инсульт, второй. Исхудал весь, перестал кого-либо узнавать.
В кладовке у бабы Кати хранится крепкий деревянный чемодан. Еще лагерного изготовления, made in Архипелаг ГУЛАГ. На дне — страница “Правды” за февраль 53-го. На крышке — Любовь Орлова. А между ними: святыни, собранные на месте разрушенных лагерных бараков: пожелтевшие письма, медные монетки, самодельные стеклянные пуговицы, ботинки с деревянными подошвами, завернутая в истлевшую тряпицу прядка детских волос, которую хранили, видимо, как память о жизни в далеком доме.
Петр Петрович Васильев появился в Хужире сравнительно недавно – около двух лет назад. Но в сороковых годах прошлого столетия он уже жил на о. Oльxoн со своей семьей: отцом Петром Яковлевичем, сестрами и братом. Поэтому и вернулся сюда на восьмом десятке лет.Его сестра Нина на о. Oльxoн познакомилась с начальником охраны колонии для заключенных Михеевым, родила сына, потом еще трех дочек. После расформирования колонии в 1950 г. они уехали в Слюдянку. Умерла Нина в возрасте 86 лет.
Из книги Каплиной З.И. “Oльxoн-моя родина”
16 апреля 2012 в Песчанке на бaйкaльском острове Oльxoн, в месте, где ранее был лагерь-поселение, установлен поклонный крест.
…От всей души рад и очень благодарен Богу и вам, что благое дело началось.Своими страданиями неизвестные нам верующие люди отвоевали право на установку символа нашей веры — и это еще одно свидетельство Промысла божия для меня. Ничто не без смысла, ничто не без следа.
Надо копать дальше и прояснять ситуацию с концлагерем или комендатуpой, делать табличку на кресте.
И я думаю, что если у креста будут регулярно служить панихиды о невинно убиенных в годы репрессий, то Господь поможет найти и документы. Бог откроет то, что ныне закрыто для нас. Я думаю, что Он хранитель памяти, а не спецархивы из спецслужб — и открывает правду Он, а не наследники палачей.
Просто мы сами не очень рвемся знать правду, не очень почитаем усопших и не желаем приобщиться их жизни и страданию. И замыкается порочный круг: не знаем и не почитаем, — а почитать для меня значит молиться, — и чем дальше, тем все слабее и почитание, и интерес к теме…
Выдержка из письма Дмитрия Михайлова, молитвами, стараниями и заботами которого, установка Поклонного Креста в Песчанке стала возможной.
Продолжение.
автор Остров Ольхон, озеро Байкал. Музей в Хужире | Уральский меридиан
автор Elena Chemezova
автор Ольга